У генерала дьявольский дар угадывать чужие мысли, подумал Фрэнк и зябко поежился. Из предосторожности он решил на этот раз промолчать.
— Она спрашивала, всегда ли ты так жесток к себе, — продолжал Уильям.
Жесток к себе? Я же был жесток к ней, своей мечте. Я намеренно ранил ее сердце и душу, уязвлял гордость и самолюбие. Фрэнку стало стыдно. Кровь прихлынула к его лицу. А он-то был уверен, что стал хладнокровным, неуязвимым, не способным на раскаяние. Он культивировал в себе эти качества с того самого дня, когда понял, что любовь к близким — величайшая мука. Осознание этого пришло к нему, когда обезумевший от горя отец обвинил родного сына в крушении всей своей жизни.
Боже, что со мной происходит? Казалось, я навсегда изгнал из памяти воспоминания о семейной трагедии. Не просто похоронил их в себе, а изгнал, и вот они опять всплыли в моем сознании. Видно, прошлое не умирает и порою вторгается в настоящее как грозное предостережение.
— Я рад, что у вас нашлась тема для беседы с мисс Ренкли, — холодно ответил Фрэнк, возвращаясь из не вовремя оживших воспоминаний.
Уильям недоверчиво посмотрел на раздосадованного молодого человека.
— У нас всегда хватает тем для разговоров. Джейн, согласись, личность незаурядная.
Я это знаю получше тебя, генерал, мысленно надерзил собеседнику измотанный физически и душевно Фрэнк Беррингтон.
— В семье всегда говорили, что она пошла в меня, — самодовольно улыбаясь, заметил Уильям. — Мартину, моему брату, это очень не нравилось. По-моему, он так и не простил мне, что я выбрал военную карьеру и тем самым подорвал престиж семейства Ренкли. Мой брат — большой сноб, не то что Джейн, которой плевать на всякие светские штучки.
— Что ж, возможно, она на вас и похожа, — только и сказал Фрэнк, надеясь, что Уильям сменит тему разговора.
— Помню, мы затеяли с ней какой-то заумный философский спор. И, представь себе, потом она призналась, что хотела таким образом убедиться в моих достоинствах как…
—…Личности, — закончил Фрэнк.
— Хитроумное создание. Она даже в двадцать была серьезным соперником.
«В двадцать»… Еще до того, как произошла трагедия, мелькнуло у Фрэнка в голове.
— Ты уже знаешь, что случилось с Джейн на Мельбурнских молодежных играх? — спросил Уильям.
— Да, — коротко ответил Фрэнк и, опасаясь, что «ясновидец» Уильям проникнет в его сердечную тайну, предпринял попытку перевести беседу на другое. — Сэр, вы уверены, что можно повременить с Рамиро?
Дипломатичный и осторожный Уильям уклонился от прямого ответа и вновь углубился в философствования весьма отвлеченного свойства.
— Судьба хуже смерти, не так ли, Фрэнк?
— Просто она к ней ближе.
Уловив нотку обреченности в тоне собеседника, Уильям попытался загладить свою бестактность.
— Прости, дружище. Ты был так близок к смерти, что кощунственно с моей стороны упражняться в красноречии.
— Забудьте об этом, мой генерал.
— Не могу. Я ведь обязан тебе жизнью брата.
— Ничем вы мне не обязаны, — раздраженно бросил Фрэнк. — Я просто выполнял свою работу. И если бы справился с ней лучше, то не торчал бы сейчас здесь.
— Фрэнк, не сердись. Я действительно тебе благодарен.
— Я делал только то, за что мне платили. Не больше.
— То что ты совершил, не имеет цены. Там, где необходимы риск и отвага, тебе нет равных.
У Фрэнка затрепетало сердце: совсем недавно он слышал эти слова от прелестного создания с янтарными глазами.
Уильям между тем невозмутимо продолжал:
— Мы помним и другое: через какой кромешный ад тебе пришлось пройти и все из-за нас.
Расшаркивания Уильяма становились невыносимыми.
— Повторяю: вы ничем мне не обязаны — ни ваш брат, ни ваша… племянница. И если только поэтому меня приняли в доме Ренкли и окружили вниманием, я готов убежать из этого рая хоть сейчас.
Впервые с такой остротой Фрэнк понял, как он слаб и беспомощен. Он сам загнал себя в ловушку, дав клятву отомстить садисту Рамиро. А для этого нужно восстановить силы — вот почему он оказался в роскошном особняке Мартина Ренкли. Но раненому волку следовало бы поискать другое, более укромное логово, где можно забыться, где не воскресало бы давно похороненное прошлое и где нет золотоволосой красавицы с янтарными глазами, которая волнует его, заставляя чаще биться сердце, путаться мысли… Каждая встреча с Джейн Ренкли отдаляла Фрэнка от святой цели — мести Агуэйру Рамиро: кровожадное чудовище не имеет права осквернять землю.
Уильям видел, что спаситель его брата погрузился в тяжкое раздумье, и пристально наблюдал за ним.
— Ты здесь потому, — сказал он наконец, — что мой брат хорошо понимает: Фрэнк Беррингтон спас ему жизнь. И в этом заключается высокий нравственный смысл твоего поступка. Так что не поддавайся гордыне и прими нашу благодарность как должное.
Фрэнк понял, что зашел слишком далеко, из ложного самолюбия отрицая правду. Годы, прошедшие с того времени, когда Уильям Ренкли, чтобы сохранить «Ренкли корпорейшн» ушел в отставку, ничуть не изменили генерала, он остался все тем же властным проницательным и дальновидным командиром. Уильям был личностью, и Фрэнк уважал его, а потому сказал:
— Прошу прощения, сэр. — И добавил с легкой иронией: — И каковы будут дальнейшие распоряжения?
Уильям усмехнулся.
— Не будьте столь щепетильны, капитан.
— К вашему сведению, я больше не капитан, — отчеканил Фрэнк.
— А я не генерал. Так что давай оставим эти армейские замашки, идет?
— Да, сэр… — Фрэнк смутился. — Простите, виноват, расшатались нервы.