— Папочка, пожалуйста, перестань терзаться, — сказала Джейн. — Я вижу, у тебя опять была бессонная ночь. Ты честно зарабатываешь деньги и можешь тратить их, как тебе заблагорассудится.
— Ну, последнее утверждение не совсем верно, — улыбнулся Мартин. — Это ведь также и твое наследство, и я обязан заботиться об увеличении капитала.
Он нежно посмотрел на дочь и погладил ее по щеке.
— Джейн, любимая, единственный свет моей жизни.
— Прости, папочка, но, кажется, нас ждут дела. У парадной двери стоит какая-то машина…
— У тебя немного усталый вид, дорогая. Почему бы тебе не принять душ, а потом встретимся в библиотеке, и… я кое-что тебе скажу.
Джейн не хотелось оставлять отца одного, но она послушно отправилась в душ, предаваясь на ходу размышлениям. Ее часто смущал вопросительный, ищущий взгляд отца. Он словно хотел увидеть в лице дочери лицо другого, навсегда покинувшего его человека. Джейн на всю жизнь запомнила печальные, проникновенные слова, которые много лет назад — тогда ей было двенадцать — вырвались у дяди Уильяма:
«Господи, Джейн, у тебя такая же атласная кожа, как у твоей матери, и такие же золотистые с рыжинкой волосы, и те же прозрачные янтарные глаза, — с удивлением произнес он. — Если бы не курносый носик и не пухлые губки… — Уильям внезапно смутился и скомкал свою тираду: —…ты была бы ее точной копией, можно сказать — двойником».
Уже тогда Джейн поняла, почему отец избегает разговоров о матери; почему единственная фотография Джессики Ренкли висит у нее в комнате, а не в комнате отца. Он жил дорогам воспоминанием о женщине, которую боготворил и потерял, но так и не смог смириться с потерей.
Быстро приняв душ, Джейн спустилась вниз. Взяв стакан с апельсиновым соком, который заботливо налил ей отец, она с ногами забралась в большое кожаное кресло и, прислушиваясь к скрежету металла, спросила:
— Сей божественный звук доносится из солярия, не так ли, папа?
— Я знаю, девочка, это один из твоих любимых уголков, — извиняющимся тоном сказал Мартин, — и мне жаль, что приходится занимать именно это помещение, но мне оно показалось самым подходящим…
— Папа, ты же знаешь, этот роскошный особняк слишком велик для нас двоих, так что я легко перенесу потерю одной комнаты, тем более не навсегда. — Джейн лукаво взглянула на отца. — Я ведь по-прежнему смогу ходить в таинственные покои и ухаживать за цветами?
— Конечно. Тем более что комната и остается твоей. Там лишь поставят шезлонги, тренажеры и стол. Временами она будет использоваться для лечебных целей.
Ну и ну, что за таинственность? Любопытство Джейн разыгралось.
— Папа…
— Ну хорошо, — оживился отец. — Помнишь ту мою злополучную поездку в Африку?
Джейн вздрогнула. Еще бы не помнить! Она помнила рассказ отца до единого слова. Как можно такое забыть! В те дни она не находила себе места, умоляла дядю Уильяма спасти отца, слушала все программы новостей…
— Не сомневаюсь, ты помнишь имя человека, который вытащил меня оттуда, — продолжал отец.
— Фрэнк Беррингтон? Старый армейский товарищ дяди Уильяма?
— Верно. — Лицо Мартина омрачилось. — Эта история до сих пор тревожит мою совесть. Все обернулось настоящим кошмаром, который преследует меня по ночам. Не могу представить, что пережил этот человек, — один, раненый, окруженный озверевшими бандитами…
— Папа, но ведь он сам настоял, чтобы вертолет улетал, не дожидаясь его. И, не послушайся пилот мистера Беррингтона, никто из этого котла не выбрался бы.
— Вот он и не выбрался. Мы оставили его в кромешном аду и без всякой помощи!
Джейн, грациозно покачиваясь, подошла к отцу и села на кожаный подлокотник его кресла.
— Это же не твоя вина, папа…
— В мои годы нельзя быть столь легкомысленным, Джейн. Просто недопустимо. Тем более что Уилли предупреждал меня: в этой стране неспокойно, там схлестнулись сразу несколько племен, и каждое будет считать тебя своим врагом…
Ее отец все-таки выбрался тогда из окружения, из узкой лощины у самого склона, каждый дюйм которой был полит кровью. Чудо. Настоящее чудо!
— Фрэнк рисковал жизнью, помогая нам добраться до площадки, куда должен был прилететь вертолет, — с болью говорил Мартин. — Мы улетели, а его оставили в этой мясорубке.
— Он же сам отказался лететь с вами, — повторила Джейн. — Если бы он не отвлек врагов, вас всех бы схватили. Я знаю, выбравшись оттуда, ты сразу же попытался найти мистера Беррингтона и вытащить из мясорубки. Помню, тебе еще кто-то помогал, кажется, мистер Орланду. И мне думается, ты до сих пор не оставил мысли спасти отважного Фрэнка Беррингтона.
Джейн с искренним состраданием смотрела на отца. Тот молчал, но на его лице появилась какая-то странная улыбка.
Джейн насторожилась.
— Папа, — осторожно спросила она, — ты нашел его, верно?
Он кивнул.
— Значит, Фрэнк каким-то образом ускользнул!
Джейн с облегчением вздохнула. Может быть, теперь, зная, что Фрэнк жив, отец простит себя. Хотя до последнего вздоха будет помнить: он обязан этому великодушному человеку жизнью.
— Не совсем так, дорогая, — сказал Мартин. — Он не ускользнул. Через две недели после победного наступления в том районе правительственных войск Фрэнка взяли в плен какие-то бандиты — ими кишмя кишат те края. Их главарь до полусмерти избил его и приказал посадить в клетку. — Отец с омерзением поморщился. — Негодяи, даже не перевязав его раны, равнодушно наблюдали, сколько он протянет без еды и питья.
— Но он разочаровал своих мучителей и выжил, — тихо произнесла Джейн, надеясь, что трагическая история близится к концу, — нервы ее были на пределе.