— Теперь многое изменилось. Прежде ты просил, а не приказывал!
— А если бы я попросил тебя порвать с Беррингтоном?
— Это невозможно! Ты мой отец, и я люблю тебя. По крайней мере, того отца, которого я помню, а не бездушного самодура-собственника, которого узнала вчера. Пойми раз и навсегда. Я люблю его, папа. Никогда раньше мне и в голову не приходило, что я смогу так полюбить. Я боялась, что во мне нет чего-то самого главного для женщины: обаяния, чувственности, темперамента. Но встреча с Фрэнком рассеяла все сомнения. Я поняла себя, папа.
Щемящее душу выражение жалости на миг появилось в глазах пожилого человека, который вырастил Джейн.
— Ты никогда не говорила мне об этом, девочка.
— И не сказала бы, если б не встретила Фрэнка. Как и всякая девушка, я создала себе идеальный образ возлюбленного: мужественного, умного, преданного, доброго… Наверное, требования были завышены, но на меньшее я бы не согласилась, а потому боялась остаться одна.
— Ты открываешь мне глаза, Джейн.
— Фрэнк пробудил во мне то ощущение полноты жизни, которое придает смысл всему на свете. Которое соединяло тебя с моей матерью.
Легкая тень пробежала по лицу Мартина, его глаза стали непроницаемыми. Джейн поняла, что вторглась в запретную область, где навсегда поселились мучительные воспоминания о матери, и почувствовала неловкость. Ей захотелось сказать отцу что-то доброе, может быть, попробовать еще раз достучаться до его сердца. Но он, протянув какой-то листок, сухо произнес:
— Ты не оставляешь мне выбора, Джейн.
Джейн взяла клочок бумаги, прочитала номер телефона и с надеждой взглянула на отца.
— Позвони ему, — сказал он.
— Фрэнку? Ты хочешь, чтобы я позвонила ему?
— Да. Позвони ему в ближайшее время и скажи, что хочешь его видеть.
Джейн в нерешительности смотрела на отца, судорожно размышляя: почему он это делает? здесь что-то не так.
— Папа, ты уверен, что хочешь этого?
— Делай то, что я сказал, — холодно и бесстрастно произнес отец.
— Ну и погодка! — не вытерпел промокший до нитки Фрэнк, когда они после долгого изматывающего пути прибыли наконец к месту сбора.
— Мы к этому привыкли, старина. Скоро вообще начнутся затяжные дожди, и поэтому каждый старается поскорее найти убежище. Включая твоего Рамиро.
Так что же, рискованное путешествие по выжженной саванне оказалось напрасным?
— А ты разве не знал, что в пору дождей Рамиро недосягаем?
Жозе промолчал.
— Тогда почему притащил сюда «сумасшедшего американца», Фрэнка Беррингтона?
— Мне показалось, что ты рвался сюда, — сказал Жозе, и светлая улыбка озарила его честное открытое лицо, утомленное бесконечной и бессмысленной войной. — А мы в долгу перед тобой. Если бы не ты, мы бы тогда ни за что не нашли штаб Рамиро.
Фрэнк услышал приближающийся шум вертолета и вздохнул с облегчением: он понял, как боится снова застрять в этой поросшей пожелтевшим кустарником равнине.
— Ты смелый парень, если рискнул вернуться туда, где не так давно повстречался со смертью, — заметил Жозе, когда они забирались в долгожданный вертолет.
— Я думал, что ты хочешь заполучить Рамиро не меньше, чем я.
— Так и есть, но я говорю не о Рамиро.
Жозе отдал пилоту команду на взлет, и разговор возобновился.
— Не о Рамиро? — удивился Фрэнк.
— Я говорю сейчас о безрассудном человеке, который заменил одну навязчивую идею другой. Но решение одной проблемы ничего не изменит, пока не решишь другую, главную.
— Тебе не откажешь в проницательности, — усмехнулся Фрэнк.
Значит, Жозе помнил, как застал Фрэнка разглядывающим при свете костра фотографию, похищенную из библиотеки в доме Ренкли еще перед роковым столкновением с отцом Джейн.
«Она очень красива…» — только и сказал тогда Жозе, наблюдая, как его друг бережно прячет снимок в бумажник.
Гул вертолета избавил Фрэнка от щекотливого разговора, и он погрузился в собственные мысли. Он заранее знал, что их вылет бесполезен. Жозе старался отговорить его от этой затеи, убеждал, что у них мало шансов найти Рамиро, забившегося куда-то в ожидании тропических ливней. Но Фрэнк настоял на своем. Почти месяц он пытался жить так, будто ничего не случилось, и в какой-то день понял: необходимо отвлечься или он сойдет с ума. Лучше уж ночные кошмары. Может быть, они навсегда сотрут из его памяти образ Джейн.
Когда они вернулись в столицу, Фрэнк сказал Жозе:
— Сообщи, когда наладится погода. Я пробуду в столице около двух суток.
— Не беспокойся, друг, — ответил Жозе. — Ничто не помешает мне исполнить просьбу Фрэнка Беррингтона. Но сейчас это не твоя битва.
— Рамиро сделал это моей битвой, когда приковал меня к столбу и приказал своим приспешникам бить меня кнутом.
— Ты многое выстрадал, но я уверен: тебя ждет вознаграждение. — В голосе Жозе было что-то пророческое. Больше он ничего не сказал, круто сменив тему: — Слушай, была в моей деревне одна женщина, Франсиска. Я сильно любил ее, мы должны были пожениться. Франсиску убили еще в начале войны. И вот теперь я один…
Жозе остановился, и Фрэнк поймал его пристальный, печальный взгляд. Что ему сказать? — подумал Фрэнк. Он вообще не понимал, почему его замкнутый сдержанный друг вдруг разоткровенничался и почему смотрел на него с такой печалью.
— Ладно, когда наладится погода, я обязательно дам тебе знать. Но если ты не придешь в назначенное место, я пойму.
— Я приду, — заверил его Фрэнк.
Фрэнка еще долго преследовало воспоминание о странном взгляде Жозе Орланду. Возможно, это было предостережение: не потеряй свою любовь, как потерял ее я.